Временные коронки Томск Причальная

Сразу нужно было ему сюда, к новеньким кварталам, сразу! Через арку в большущем подковообразном доме он вбежал во двор. Двое — даже не разобрал, матери, бабушки? За спортплощадкой он бросился направо, решив поначалу вкруговую, против часовой стрелки. Во дворах шла рядовая жизнь: выбивали ковры, разгружали мебель, всегдашний экскаватор терзал лишь что заасфальтированный проезд. За трансформаторной будкой вдруг открылся пустырь, усеянный камнями, поросший лебедой и крапивой. Игорь повернул назад.

Он огибал яму, вырытую экскаватором, когда в просвете меж далеких домов мелькнули два бардовых пятна. Он, задыхаясь, кинулся туда. За углом подъезда стояли сходу три: голубая, две бардовых. Еще не добежав до их и 20 метров, он увидел, что последняя — их коляска: резиновая шина на левом заднем колесе светлее, чем на остальных, месяц назад он поставил новейшую.

Казалось, грудь разрывается, он чуть мог дышать. Но Димы в коляске не было. Разорванный полор свисал вовнутрь, держась только на одной кнопочке. Обязано быть не могли отстегнуть, разодрали. Он с ненавистью глянул па темный раскрытый зев подъезда. За несколько дней до новолуния Отец решил, что самое время для мессы на Михайловском кладбище. Дьякон не обожал кладбищ, а покойников ненавидел. Нет ничего ужаснее лежащего человека, ежели он к тому же еще и неподвижен. Поэтому-то он и возразил, когда произнесли, что попадью в случае чего же можно убрать.

Он лишь попросил Отца достать ему людскую руку, да реальную, не муляж, и лучше от повесившегося — по другому может не подействовать. Рука была нужна, чтоб выключить попадью на несколько минут, пока Игуменья возьмет средства. Он обмазал пальцы этого не очень, естественно, приятного обрубка особым составом и, когда вошли к попадье во двор, поджег их. Не очень Дьякон верил во всякую такую магию, но «славная рука» штука беспроигрышная, не подвела и на этот раз.

Сейчас, когда его дело было изготовлено, — друзу аметиста, атлас, коричное, померанцевое масло и прочее достанут остальные, — ему в особенности не хотелось на кладбище. Но слово Отца — закон. К кладбищенским воротам все до 1-го прилетели на такси — таксисты, чмохи повернутые, за излишний червонец готовы хоть в преисподнюю.

На севере мягко, сонно голубело, легкое крыло перистого облака опускалось к горизонту. Точно подраненная, крича и нелепо болтаясь в воздухе, промелькнула темная ночная птица и свалилась за деревья. Под рясой у него была темная рубаха и темные же выглаженные в стрелку штаны. Дьякон огляделся. Все были свои, из клана. Другие, еще не принадлежащие к числу Братьев, видимо, будут позднее, их встретит Котис либо Пан.

Крайний таксомотор, набросив прозрачное облачко пыли на придорожный клевер, ускользал за поворот. Пел кузнечик, отрадно и тревожно. Отец, оперевшись рукою о плечо Подруги и приподняв ногу, поправил язычок лакового, немодного, но очень драгоценного полуботинка.

Подругу не обожали. Откуда она возникла, оторва? Поговаривали, что она из учительниц. Это было в особенности тошно. Кто из их не помнил школы, тошнотворного бубнения про «объективные законы истории» и «победивший пролетариат», безысходную петлю красноватого галстука да душераздирающие «линейки» с их директорской моралью. Падшая учительница — это было даже пикантно, аристократично — разве они сами не аристократы тьмы и распада?

Сколько ей было лет? Пожалуй, можно было отдать и 20, и 30, и 40. То, что она умела скрывать собственный возраст, как финансово накладная путана, все-же незначительно примиряло с ней. Ежели бы лишь она хоть снаружи была пара Папе. Атлет, зверек, разве что не рогатый были убеждены, что рога она ему сделает , и — трясогузка. Говорили также, что когда-то издавна, в пору первой их, позже прервавшейся дружбы она обучила Оша «французской борьбе» и не где-нибудь, а на могильной плите.

Эго почти все разъясняло. Кладбищенские ворота были разрушены, кирпичные столбы но обеим сторонам рвано светились оставшейся где-то побелкой. Дьякон взял Игуменью под руку, и она встревоженно поглядела на него. Означает, хранить — ей? Пан — сейчас это был он — остался у ворот.

Остальные отправь ввысь по песочной широкой дороге, держась на белоснежную фигуру Отца, ровно и массивно шагающего впереди. Над левым его плечом высоко летел, качаясь меж туч, месяц, плотные, как камешки, тени лежали в кустиках, и кое-где в кладбищенской сырости и тиши совершенно по-южному звенела отчаянная — вона оно где, болото — лягушка. Вдруг призрачно и свирепо вспыхивал в лунном свете никелированный крест. На кого падет выбор? Их шестеро, исключая Отца, все тертые, жеваные и рубленые, но такового, что предстоит, еще никому из их не доводилось делать.

Крайнее посвящение, два года назад, оказалось плохим до крайности, сегодня в зимнюю пору Магистр выпал, исчез, до сих пор никто не знает, где он. Посвящали-то без приплода, его заменили кое-чем либо кем-то. Приплод, по их Писанию, нужен непременно. Магистр исчез, это знак: ЕМУ in: угодно. Никто не колеблется, это ОН сделал с Магистром. Дьякон состоял в клане чуток больше 2-ух лет, до этого год еще был в прихожей, И ни о чем не жалел за эти три года.

Никогда ему еще не жилось так размашисто и самозабвенно. Когда он и Игуменья, кончив работу какофония испытательного цеха и тоска сбер кассы , садились на оранжевый мотороллер с движком от «ИЖ-Планеты», мир проваливался в тартарары, они служили уже лишь ЕМУ, и у Дьякона от сознания собственной силы и решительности сдавливало виски.

В один прекрасный момент они приманили в скрытое место сынка партийного функционера, студента гуманитарного института. Дьякон отпластнул ему ухо и в тот же день почтой отправил папаше в примыкающий город. В иной раз подложили мину на престижном Андреевском кладбище и подняли в воздух целую аллейку именитых попов.

Мир спасется тем, что в обиходе именуют злом — это он принял сходу, чуть придя в клан. Только «зло» освободит человека и выведет его на дорогу к лучшему миропорядку. Человеческое стадо задумывается, что мир устроен по воле бога либо политика. Это заблуждение недешево всем обходится. По воле — да, но совсем не божьей!

И Братья обоснуют им это… Воздух тут, на кладбище, был таковой, какого в преисподней уж точно нет. Сыроватый резкий запах юный крапивы, тягучий запах клейких еще тополиных листьев, а то в один момент как бы дух лишь что срезанного подосиновика откуда-то из глубины деревьев кидался им в лицо. Теплый ветер окрестных полей летал над головами, время от времени падая вниз. На серебряной дороге перед ними светились, отбрасывая мистические тени, камни кварца. Я подошел — лежит на асфальте лицом вниз.

Рядом портфель. Оказывается, у него всего только талон на жительство в столице. Но они сейчас и этих, с талонами, — к ногтю. Я сунул им карточку и пошел далее. Не успел добраться до перекрестка — сзаду грохот. Оборачиваюсь — от моих синдикалистов лишь облачко дыма. Обязано быть, в ранце была бомба. Не пора ли нам выходить на свет? Никто ему не ответил. Что отвечать — разве они решают это? Неожиданный, оглушительный, засвистал в стороне соловей. И практически сразу впереди сбоку выступили матерчатые фигуры, слабо различимые в тени деревьев.

Сколько их там было? Отец сбросил рясу на руки Подруге. Группа впереди стояла, опершись на лопаты. Широкие сероватые одежды скрывали очертания их тел, в полумраке они казались большущими комьями глины с приставленными сверху головами. Это были кроты, либо пластилиновые. Они возникли в окрестностях городка сегодняшней в весеннюю пору. Поначалу, видимо, шарились по деревням, пахали отдаленные кладбища, позже осмелели, засели тут, уже как месяц.

Никто не знал, кто они такие. Бездомные, без роду-племени, без определенного местожительства. Крайнее время город вообщем наводнили странники, кочующие бандиты. Братья презирали пластилиновых, чьей профессией было подымать могилы из-за золота, сейчас неописуемо подорожавшего. Выдрав у покойника коронки, разжившись еще какой-либо золотой фигней стопроцентное попадание, никогда не ошибались , они зарывали его опять, восстанавливая могилу с искусством реставраторов.

То, что они потрошили покойников, — на это Братья смотрели, как на дело, ЕМУ даже и угодное. Но делать профессией, судьбой — золото… Это могли, естественно, лишь существа низшие. До сих пор у Братьев не было с ними ни одной сшибки Что, фактически, им делить? Раза два-три пластилиновые одаривали их маленькой службой, крайней была «главная рука», так не понравившаяся попадье. Но, кажется, они становились нехорошими соседями. На прошлой педеле кто-то насыпал хлорки в ближнюю лощину, где водились жабы, одну Мара отыскал мертвой.

Жаба — животное, к Братьям благосклонное, и пластилиновые о этом знают. Я же расплатился. Пластилиновые стояли молча, лишь с угрюмой нервностью скрежетнула по камню лопата. Дьякон обернулся. Сзаду, контрастно облитые луной, тоже показывались вытесанные из сероватого полумрака фигуры. Мы знаем, сколько вы взяли, — произнес узкий сонный ролос из середины пластилиновых. Дьякон пошевелил мозгами, что это не такое уж нехорошее начало. Необходимо поторговаться, потянуть время, а там подоспеет Пан со свитой.

Игуменья двинулась поближе к Подруге. Да, дамам сейчас нужно держаться совместно, встать спиной друг к другу, ежели чего же. Они тормознули в пары метрах от пластилиновых. Тех было пятеро. Тщательная кротовья жизнь отозвалась некоторой одутловатостью в их лицах, подсвеченных сейчас выражением силы и превосходства.

Тот, что с краю, был высочайший горбоносый юноша с засунутыми за ремень белыми рукавицами. Сзаду приближался усмотрительный хруст. Дьякона захлестнула ненависть. Что она о для себя возомнила, эта падаль? Числом берут только клопы. Это был большой мужчина в кепке.

В правой руке он, как дубинку, держал за конец черенка титановую лопату. Лезвие лопаты мягко, бархатно посвечивало. Хрустящие медленные шаги сзаду всё приближались. Отец потянул рясу из рук Подруги. Та встревоженно и недоуменно поглядела на него. Означает, уходить?

Но Дьякон сообразил. Жгучая дрожь обвалилась у него от груди к животику. Он встал слева от Отца, даже чуток впереди его, во все глаза следя за пластилиновым, который стоял в центре группы рядом с Одичавшим. Это был толстый, чернобородый юноша с наточенными посвечивающими глазками. За все время никто из Братьев даже мельком не глянул назад. Сердечко у Дьякона полетело. Нет, этих ребят хоть режь. Отец, не спеша, обстоятельно надел рясу: левая рука, правая, рисковый рыцарственный подскок плеч, заюючительное, легкое — ветерок — встряхивание.

Пластилиновые уже чуть ли не добродушно посматривали на него. Дьякон презирал искусство драться, прощая его только Папе. И когда выудил, что в последующий момент Отец метнет финку, он по-простецки, но молниеносно бросился под ноги чернобородому напарнику Одичавшего. Земля кувыркнулась под ним, над ним, сбоку от него, ботинок чернобородого, обжигая болью, зацепил его за ухо.

Дьякон стремительно вскочил и стукнул гробокопателя ногой в пах с таковой силой, что его тело проехало по гравию. Чернобородый заорал, свертываясь в клубок. Дьякон повернулся. Отец вытаскивал финку из груди Одичавшего. Пластилиновые рядом с ним стояли, как будто закаменевшие, а тех, сзаду, уже не было, пропали. И пластилиновые, и Братья во все глаза смотрели на Отца и на тело Одичавшего — кто с страхом, кто с завистью, а кто с неодобрением: убийство — оно постоянно убийство, и лучше бы без этого.

Одичавший судорожно всхрапнул и умолк. Его левая рука, лежавшая на животике, упала на землю. Дьякон на некий момент ощутил, что дело идет не так, как нужно, очень безуспешно, чтоб сейчас служить мессу. Он с тоской поглядел в темноту кладбищенской рощи, как будто отыскивая там некоторый символ.

Как постоянно, не осознать было, к чему он это. Юноша потаенный, Хамеол не одобрял таковых вот столкновений. По вере бы накинуть из-за кустов петельку либо опоить. Но какое уж здесь из-за кустов… — Инструмент, — примиряюще произнес Дьякон, подбирая титановую лопату и протягивая Орлику.

Пластилиновые подняли собственного бывшего вожака и под присмотром Братьев потащили. Чернобородый, кое-как оклемавшись, хромал сзаду. Сейчас, ежели он согласится копать Одичавшему могилу, жить ему посреди собственных дворняжкой; ежели не согласится — и того хуже… Место избрали — захочешь, не придумаешь: могилу председателя какого-то спортобщества.

Хотя отчего же: Одичавший в собственном роде был восхитительным спортсменом, будут сейчас вдвоем, не скучновато. Отец сам принудил чернобородого взять лопату. Дело было кончено в полчаса. Но и без того утратили уйму времени. Чуть крайний пластилиновый, завершив отсыпку холма, выпрямился, Братья, не говоря ни слова, двинулись по узеньким зигзагообразным ложбинкам меж могил к часовне. Часовня стояла в далеком углу кладбища и была местом, куда люди и в дневное время не прогуливаются.

Ночами же сюда не осмеливались соваться даже пластилиновые. Пан с «прихожей» — приверженцами, пока не совсем принятыми — были уже на месте. Обязано быть, они лишь что пришли: стояли на площадке перед часовней еще гуськом, не сойдясь в массу. Пан, в черном плаще с белоснежным подбоем и больших сапогах, молча прохаживался под стенкой часовни. Его голова отбрасывала от факела, горящего рядом, круглую красноватую тень.

Дьякон запахнулся — что-то как бы потянуло сыростью. На нем тоже сапоги и плащ, в стычке с пластилиновыми, к счастью, практически не пострадавший. Плащ с зеленоватым подбоем. Он 4-ый посреди Братьев опосля Отца, Пана и Котиса. Но — скучновато сейчас Дьякону.

И отчего ему сейчас так скучно? За историей с Одичавшим он совершенно запамятовал о этом. Сейчас опосля мессы выяснится, кто конкретно. Место, где стояла часовня, когда-то находилось за пределами кладбища, в лесу, и вокруг остались большие ели и лиственницы. На данный момент озаренное нервным, удивительно раскачивающимся пламенем факела место около часовни походило на объятый пожаром храм. Братья, боковой тропинкой степенно войдя в этот храм, присоединились к «прихожей», не смешиваясь но с пей.

Почти всех Дьякон уже знал. Вот поп-расстрига, в свое время обрюхативший не одну богомолку. В два раза старше практически хоть какого из их, он мстил выпнувшей его церкви с увлечением семнадцатилетнего. Случалось, хулиганил и с монашками, а священнику Алексею выбил в один прекрасный момент зуб. На данный момент он шептал что-то соседке, колдунье с распущенными желтоватыми волосами, и глазки его посверкивали.

А вот татуированный сирота Сережа 20 2-ух лет. В свое время он не поладил с паханом, когда-то в доисторическую эру поступившим по-свински и с Папой, и когда пахан вышел за ворота, порезал его. Вообще-то, уголовных не брали, но Сережу от подручных пахана защитили, и он с тех пор соблюдал законы Братьев свято.

Как и его сосед, школьный отличник Савельев, расплевавшийся с родителем, который вдруг полюбил политику так жарко, что баллотировался на выборах. Дьякон, неприметно оглядывая собравшихся, вдруг услышал стонущий вопль сбитого им на землю пластилинового, на мгновение мелькнула финка в груди хрипящего Одичавшего. Он провел рукою по вискам — и все пропало.

Удивительно, что не болело ухо, задетое пластилиновым. Обязано быть, здесь ЕГО метка, она и снимает боль. В один момент в дверях часовни возник Отец. Его белоснежный плащ кроваво переливался в свете факела. В просвете незастекленного окна над его головой качнулся и застыл блестящий железный шар.

По бокам площадки вспыхнуло еще несколько факелов, и масса, как будто по сигналу, застыла. Отец взмахнул огромным черным вымпелом, конец которого был зажат в его руке. В один момент кое-где за часовней ухнула сова, и ее протяжный глухо-жестяной глас удивительно оцепенил Дьякона. Он недвижными, обширно открытыми очами уставился на Отца, поднявшегося на каменное возвышение около часовни. Сейчас его голова была точно под железным шаром, резко, ярко пылавшим в свете факелов.

Отец вскинул подбородок и пронзительным, привораживающим взором поглядел на паству. Неясный шорох проехался по рядам, лица напряглись, как будто сошло на массу некоторое вдохновение. Прочь мораль глупцов и ублюдков! Новенькая жизнь может быть построена только на отрицании старенькой. Металлический дух выручит нас, металлический дух! Освободимся, чтоб сбросить власть лицемеров… Дьякон ощутил, как под прицелом аспидных сверлящих глаз Отца что-то сладко растекается в нем и он перестает быть Дьяконом, превращаясь в некоторое новое существо.

Краем глаза он увидел, что необъяснимое оцепенение обхватило и остальных. Отличника Савельева, казалось, намертво приковал к для себя пылающий шар над головой Отца, он отрадно раскачивал туловищем, не сводя с него взора. Освободим себя! Соединимся с тем, кто незримо стоит посреди нас!

Он выпрямился и вскинул руки: — Помолимся! Помолимся Сатане! Повернувшись лицом к черным дырам часовни и шару в ее окне, он три раза перекрестился, ведя крест снизу ввысь и справа налево. Долго и с некий отчаянной веселостью молились.

У Дьякона начало ломить шейку. Плащ Отца отдавал красным и туманил голову. В один момент Отец снова повернулся лицом к собственному клану. Сейчас в руках у него была крупная зеленоватая чаша. Масса застыла, смотря на него. Он медлительно поднес чашу к губам. Казалось, не стал и дышать. Кадык Отца двигался ритмично, с маленькими остановками. Вдруг край чаши резко накренился, жидкость плеснулась на плащ, пятная его красным.

Отец откинул чашу, и она, со звоном ударившись о утоптанную глину, раскололась. Как будто освобождаясь от некоего наваждения, масса шумно вздохнула, качнулась. Эти слова были первыми, что выучил он, когда возник тут. Поп со собственной соседкой в один момент скорым шагом Двинулись вперед, огибая площадку против часовой стрелки. Устремились за ними и другие, как будто опасаясь опоздать.

Скоро вся прихожая растянулась по кругу кольцом вдоль елей и лиственниц. Дьякон очутился меж 2-ух аспидно накрашенных отроковиц, одна из которых вдруг схватила его за руку, вонзив ноготь в тыльную сторону ладошки. Колыхаясь, сбегаясь в узлы, человеческая цепь сделала еще несколько шагов и вдруг встала. 2-ая колдунья вцепилась в Дьякона, и они обе разом вскинули его руки ввысь. Дьякон на мгновение ощутил себя как бы распятым, удивляясь силе этих беспомощных с виду девиц.

Волна взлетевших рукавов, кулаков, растопыренных пальцев пробежала вкруг площадки. Дьякон обернулся к первой колдунье, и ее калоритные зубы сверкнули ему из-за темных, точно бархатных губ. Она убрала ноготь, не отпуская но его руки. Дьякон чуток усмехнулся ей в ответ и отвел взор. С кем она будет сейчас, через полчаса? Он пробежал по цепи очами, отыскивая Игуменью. Она стояла слева, недвижно, но как-то беспокойно смотря на часовню.

Он стиснул ладонь соседки и коснулся бедром ее ноги, как бы что-то обещая — ежели не на сейчас, то на будущее. Бедро у колдуньи было крепким, практически твердым. Она прижалась к Дьякону и здесь же отодвинулась, уколов взором влажно-фиолетовых глаз. Оранжевый блик пробежал по ее зрачкам. В один момент Пан в два больших шага подошел к факелу и массивно выдернул его из земли.

Прихожая застыла, только у неких, самых неистовых, уже готовых к гульбищу, беззвучно шевелились губки. Два сатанинских подпаска в фиолетовых рясах проворно подтащили хворост к вкопанному в землю ввысь основанием кресту. Пан повернулся, большой, наизловещий в жарком сиянии факела, и нетерпеливо, требовательно, практически яростно поглядел на покорную, застывшую в ожидании прихожую.

Подпаски отбежали от креста. Пан, опустив факел пламенем вниз, ткнул им в кучу хвороста. Поползли золотые змеи, разбегаясь в различные стороны. Ярко осветились желтоватые кости черепа, лежащего на торце креста. Прихожая вскрикнула, взмахнув руками и судорожно-сладострастно извиваясь.

Ноготь, пронизывая, казалось, руку до плеча, впился в кисть Дьякона. В один момент все смешалось. Прихожая рассыпалась на пары, тройки, четверки. Один из подпасков, хилый, забавнй в собственной большой рясе, уже тащил за часовню белокурую колдунью, ходившую с кадилом, и она, обернувшись и как бы прощаясь с кем-то, зловеще-радостно улыбалась золотыми зубами. Сирота Сережа блаженно размазывал по щеке жирный кладбищенский чернозем.

Лишь туг Дьякон увидел, что большая часть, ежели не все, пьяны. Из далекого угла донесся гомон, там встревоженно сбилась целая масса, и Пан, скинув клобук на плечи, быстро пошагал туда. Гомон стих, масса разбежалась. Мимо Дьякона прошел поп-расстрига, держа за ножку древесный крест и пользуясь им, как тростью. Его подруга, уже полуголая, головокружительно встряхивая обнаженной грудью, танцевала в центре площадки. Дьякон встревоженно огляделся. До этого такового никогда не было. Море трясущихся, кричащих, поющих.

Казалось, тут собралось полгорода. А ведь издавна ли Магистр служил обедню только перед какими-нибудь 2-мя дюжинами, и каждый был проверен. Тощая колдунья с ногтем еще стояла рядом с Дьяконом, забавно смотря вокруг. Недалеко, как бы выжидая, прохаживался высочайший малый в клетчатой рубахе.

Дьякон поспешно отошел к часовне и встал в ее тени. Крест уже полыхал от основания до верхушки, череп наверху почернел и обуглился. Свет пламени пробивал кладбищенскую рощу далековато, практически до новых могил. К Пану подошла Игуменья и взволнованно, торопливо о кое-чем заговорила с ним. Масса редела, взвизгивания, хохот и клики слышались уже меж могильных оград и деревьев.

Дьякон вспомнил, как нелегко ему было войти в число Братьев. Несколько лет назад прошел слух, что в городке возникла какая-то секта, объявляющая прежние нормы поведения идиотизмом и занимающаяся каким-то сатанинским сексом. Скоро он вызнал, что у их есть собственные правила и верования и что они объявили себя «последней силой». Город за 10 лет пережил три обожествления, и всякий раз еще одного кумира растирали в пыль, дело заканчивалось неповиновением, забастовками и все наиболее опустошительной разрухой.

В городке гуляет свобода, слышен запах тления. Люд мечется меж площадными крикунами, вертопрахами и прорицателями. И вот среди этих немощных свиных стад вдруг уверенное, мощное и прямое — Братья. И мы даем для вас его в цари.

Мы переплавим вашу жизнь и окрылим ее». Клан — остальные называли его орденом — существовал, как оказалось, уже около 10 лет. Сначала тайно, укрыто от всех, и был он, быстрее, заурядной сектой. Но позже, по мере того, как разваливалась окружающая жизнь, стал крепнуть, расти. К приходу Дьякона он располагал уже порядочными средствами и влиянием и поддерживал собственных членов, как лишь мог. Они же платили — должны были платить — верной службой, отступник наказывался жестоко.

Клан, казалось, не имел внятных целей, по человек, рассказавший Дьякону о нем, все восклицал: «Эго те, кто посмел! Это те, кто посмел! Это и не пряталось. Жизнь у Дьякона в миру Анатолия была путаная, нескладная. Родитель, сколько Дьякон помнил, целыми днями лежал на диванчике, памятуя свою странную тайную войну, из которой он вышел одноглазым, но с орденом.

Война была пошлая, дрянная — один забугорный вор объегорил другого вора, тому потребовалась дружеская помощь, — но отец верил в «освободительную миссию», бешено, до слез и все говорил о братстве. Не тогда ли в Дьякона залезла мысль, что в данной для нас человеческой потребности верить во что бы то ни было есть что-то практически физиологическое. В свое время Дьякон поступил в технологический институт. Выцарапывал образование зубами и ногтями.

Но позже бросил. И, как выяснилось, верно сделал. Расспросив о Братьях и решив связаться с ними, он вызнал, что людей с высшим образованием они избегают. Почему-либо это принудило его еще больше уважать Братьев, желание быть посреди их стало жгучим. Скоро он сошелся с Игуменьей. С тех пор они везде и всюду бывали вдвоем. Обожала ли его Игуменья? Она знала, что такое секс, она умела готовить и она хлопотала о нем, время от времени практически с нежностью.

Ей нравилось иногда как бы испытывать его, инспектировать верность ей, Игуменье. Хотя какая может быть верность в клане… …Площадка практически опустела. Кое-где за спиной Дьякона, совершенно рядом, возились, слышалось прерывистое дыхание и знакомые мокроватые звуки. По обугленному остову креста утомилось вились оранжевые дрожащие хвосты; хворост у подножия весь перевоплотился в угли, которые время от времени го как бы подергивались пепельной пленкой, то обнажались краснотой и жаром.

Череп наверху обгорел и покрылся копотью, вид его был страшен, как внезапная морда сторожевой собаки. Подошел Отец. Сейчас тут были все, кто заходил в верхушку Братьев. В роще меж могил длилось гульбище. В стороне, похоже, там, где гранитное надгробие директора Сокорева, свистала губная гармошка попа-расстриги. Любовный поединок огня и древесного креста потухал, завершаясь взаимоуничтожением, ноткам, в кустиках, на холодных панелях надгробных плит все еще лишь взлетало во славу жизни.

В один момент сбоку выскочила голая колдунья с распущенными волосами и побежала через площадку, сделав на середине колесо — агат сверкнул меж вскинутых к небу ног. Ее юное стремительное ласочье тело, поблескивающее в робком уже свете креста, мелькнуло перед очами Братьев, она обернулась, обмахнув их звериным плотоядным взором, и скрылась, просто вскидывая темные от прилипшей земли ступня ног. Это был условный символ. Сейчас уже никто из прихожей не мог выйти на площадку.

Но крест держался. Язычки пламени на нем совершенно уже захирели, стало мрачно, а он все стоял, схожий на обугленный скелет с раскинутыми руками. Дьякон отошел подальше от Игуменьи и Пана, встал рядом с Папой. Зря она сейчас старается, ничего он не лицезреет и не слышит. Тесноватая лохматая скукотища победила сейчас Дьякона. Высоко, на верхних ветках лиственницы лежит ясноглазый звереныш месяца, сиреневая заря комфортно спит за лесом, лесная почва дышит сладостной прелью, а вокруг во всех углах, ложбинках и просто на открытых мостах жизнь в окружении мертвых справляет свою женитьбу.

И лишь, кажется, он, Дьякон, один темен и беспокоен. В один момент череп накренился, скользнул вниз и с узким жалобным треском ударился о землю. От нежданности все оцепенели. Но в последующее мгновение Подруга кинулась к обгоревшему черепу, поддела веточкой и, просветленная, тихая, подняла над собой. Братья каменно смотрели на нее. Чье-то тяжелое толчкообразное дыхание встало за Дьяконом.

Он обернулся. Это был Котис. Подруга взяла череп в обе руки и двинулась вкруг креста, радостно-сонно переступая обутыми в белоснежные сандалии ногами. Темные дыры глазниц нацелились на часовню, на Отца, Игуменью, Пана, Хамеола, опять на часовню. Да, предчувствия еще никогда ею не обманывали. Означает, он должен совершить это, с приплодом.

И ежели сделает все, как нужно, — станет правой рукою Отца. Отец избрал его. Дьякон вдруг ощутил, как удовлетворенность против воли заливает ею. Через два дня опосля мессы Дьякон ожидал Игуменью в парке, в северо-восточной части городка. Это был довоенный район, тополя тут росли выше пятиэтажных спостроек, а липы от старости потрескались и покрылись изумрудным мхом.

Со лавки, где посиживал Дьякон, показывалась стальная дорога, периодически летели вагоны, до окон сокрытые откосом, грязные, с разбитыми стеклами и ржавыми крышами. Близился полдень, большущее скопление грозно упиралось в небосвод, доставая уже практически до середины. Еще никогда Дьякон не ощущал на для себя таковой тяжести.

Это была тяжесть и радостная, и угрюмая. За каких-либо два года он поднялся посреди Братьев головокружительно Еще шаг — и, не считая Отца, в их общине ему не будет равных. Но удивительно, с каждой ступенью все меньше хотелось подниматься. Время от времени приходила мысль: да желает ли сам Отец быть Магистром? Магистр со всех сторон повязан. Он властитель, но он и раб. Всякое продвижение к вершине оказывалось сразу схождением вниз, к несвободе… Игуменья возникла в один момент, с боковой дорожки, бледноватая, вздыбленная.

Ее матерчатые розовые туфли были в пыли, на правой посиживало темное пятно. В руках у нее ворочался и глухо орал долгожданный драгоценный сверток, она практически бежала, наклонясь и, видимо, чуть удерживая его. Дьякон вскочил. Они наскоро, кое-как перепеленали малыша — оказалось, что мальчишка, — и Дьякон сунул в розовый искривленный плачем ротик смоченную в вине марлю. Малыш затих и практически здесь же заснул. Ох, и намучилась я! Ее лицо зарозовело, ярче проступили мокроватые зеленоватые глаза, она откинулась на спинку скамьи, проводя ладонями по вискам.

Сейчас он вообщем ничто. Дьякон глупо поглядел в просвет отдаленной дорожки, где кое-как брел косматый старик. Его поразило даже не то, что дело с приплодом обстоит так серьезно, а то, что Отец, даже ежели бы захотел, сейчас уже ничего не может поменять.

Выходит, они все, как вон тот вагон на рельсах: сойти можно, лишь рухнув. Разве это по заветам Сатаны? 5 минут спустя он взял такси, и они помчались в недальний пригород. Держать приплод дома было нереально. В их-то коммунальной квартире, рядом с трагикомической ищейкой Варварой Алексеевной!.. Дьякон еще накануне, чуть зашла речь, что приплод будут брать сейчас, поразмыслил о попе-расстриге.

Расстрига имел за городом домишко и с недавних пор — как погибла мама — жил там один. Он и на данный момент еще не оставил церковь в покое. Свою былую причастность к этому потрясающему вместилищу елея он оттенил так, что бывшие его однополчане по Христову войску возненавидели его еще больше. В прихожей, чуть войдешь, у него стоял для всеобщего обозрения стеклянный ящик, где располагались: дюжина последних плотей Христа, хвост святого осла, везшего мессию в Иерусалим, голова петушка, кричавшего в тот момент, когда святой Петр отрекался от господа, полный сосуд египетской тьмы и коробка с вздохом Иисуса.

Расстрига с наслаждением показывал эти предметы всем желающим, уверяя, что все подлинное. Да и крестился расстрига — а он крестился не лишь опосля пищи, но и опосля того, как покидал кровать с дамой — крестился он на поставленную в углу метлу. Это был самый магический поп, каких лишь знал Дьякон. Дом расстриги стоял около шоссе. В кювете росли забрызганные авто жестяные лопухи, узенький выщербленный тротуар был желто-красным от нанесенной на него ливнем глины, а в палисаднике нежданные, фантастические полыхали цветки.

Дьякон вышел, оставив Игуменью в машине. Окна были фиолетовы и глухи. Он позвонил. Дом стоял немой и недвижный. За спиной Дьякона, как внезапное лезвие по наждаку, проносились авто. Он позвонил еще раз и еще. Не слышалось в ответ ни звука. Дьякон прошел в палисадник, приник к окну. В дальней, выходящей окном в огород комнате раскачивалась, стоя на месте, большая дама с красноватым лицом и в расспахнутой кофте.

Глухо, глупо, как из-под воды, бил магнитофон, а сбоку, высматривая из-за двери, лежала на полу голая рука с зажатым в ней стаканом. В один момент сам расстрига прыгнул на середину комнаты и, уперевшись головой даме в спину, а руками ниже спины, пошел кругом, притопывая, приседая и сразу поворачивая ее. Сделав оборот, он выпрямился и что-то отрадно, оглушительно заорал — было слышно и отсюда, с улицы.

Голая рука за дверью вздрогнула, стакан вывалился из нее и покатился. Расстрига пнул его в сторону и, взметнув согнутые в локтях руки, торжествующе захохотал. Дама сдернула с себя кофту, оставшись в тугой розовой композиции. Груди, раздавленные композицией в лепешки, грозно нацелились на расстригу большущими шоколадными зрачками. Расстрига пошел на нее, вздрагивая животиком и хохоча. Дьякон возвратился в машинку. И она ничего не спросила, только, закрывая мальчишку от сквозняка, искоса поглядела на него.

Сыто хрюкнул движок, таксист молодецки рванул руль и перевел ручку передач. Крутнулись и окне деревья, броский клочок неба, сверкающий цветками палисадник расстриги. Какого шиша они сходу не пошевелили мозгами о запасных вариантах? Дьякон поглядел на Игуменью и, встретив ее взор, отвернулся. Не очень ли она хлопочет о свертке? Дьякону вдруг подумалось, что, прожив вкупе два года, они никогда не заговаривали о детях.

Вообщем, удивительно было бы скооперировать их сожительство с детками. Игуменья ранее его примкнула к клану. Когда он возник в предбаннике, в прихожей, она была уже посреди Братьев. В один прекрасный момент опосля мессы он подстерег ее за часовней. Это было против обычаев — ведь он стоял ниже ее. Магистру страшно не понравилось, и он, решив, то сиим как бы возвращает власть правил, скоро привел Игуменью в его комнатку — так она сама пожелала.

Да, это было без месяца два года назад. Дьякон поглядел на тощую шейку таксиста. Вдоль дороги шагала поджарая сосновая роща, а впереди уже вполнеба вырастал огромный дюралевый щит с заглавием городка. Недавняя колдунья о острым ногтем в один момент вспомнилась ему. Он повернул кисть, неприметно ощупывая то место, где была вмятинка, символ, оставленный ею, и усмехнулся.

Он уже успел разузнать о ней все, что необходимо: разведена, живет в районе Дачной площади, на данный момент одна, отпрыск в санатории. Наплывал город: серо-голубая сонная геометрия на фоне блистающего — цепь ажурных туч — неба. Фиолетовая облако сбоку уже надвинулась на южные предместья, пуская оранжевые тонкие рокочущие стрелы.

Через перекресток, двигаясь к центру городка, шли демонстранты: белоснежные рубахи с закатанными рукавами, майки, джинсы, кроссовки. Белоснежный щит с багряными косыми буквами: «Начальник, осторожно: справа — пропасть! Эти шестерки снова протестуют. Против чего? Справа пропасть, слева утес, впереди ворота в живодерню.

Завтра они успокоятся, разойдутся по своим загончикам, и их будут доить в три раза усерднее. Как далековато все это осталось! Уже скоро три года, как Дьякон не знает ни правых, ни левых, ни газет, ни выборов, ни всех этих анекдотических прав и обязательств гражданина.

Гражданина, которому дозволено есть, пить, всасывать «культурные мероприятия» и временами выбирать начальника, который уже издавна избран кем нужно. Нет, чуть Дьякон ногу за цеховые ворота — мир перевертывается, он, Дьякон, желает уже в созвездие Всеобщей Воли и Будущих Снов.

Таксист повернул налево и вдруг надавил на тормоз. Заунывно вздохнуло, машинка качнулась, останавливаясь. Впереди, заполняя улицу, надвигалась уплотненная масса людей в темных рубахах и белоснежных галстуках. Это были бойцы Эскадрона Стабильности — партии биржевиков и коммерсантов. На узенькой улочке не развернуться. Шофер всадил передачу заднего хода. Громилы Эскадрона, выходя на дело, конфисковывали все попорядку, авто в первую очередь.

Около 10-ка человек с ножиками в руках уже неслись к машине. Такси, воя, полетело обратно к перекрестку, но двое ухватились за капот. Из-за их спины хлопнул пистолетный выстрел. Дьякон сунул руку в кармашек куртки. У него, как постоянно, была с собой лимонка. Но пользоваться ею на данный момент было бы самоубийством.

Шофер, судорожно вертя головой, крутнул машинку на право, на лево. Один из преследователей свалился, проехав по мостовой плечом. 2-ой, держась левой рукою за фигурку слона на капоте, эмблему компании, правой перехватил ножик. Дьякон сообразил, что тот готовится метнуть ножик в водителя через боковое, открытое, окно. Он привстал, нагибаясь вперед. Кар был новой модели, сильно бежал и задним ходом, но боевик из Эскадрона оказался реальным чертом.

Большое бровастое лицо его напряглось, он, сгибая левую руку, резко подтянулся и вылетел из-за капота. Дьякон неистово вращал ручку на дверце водителя, поднимая стекло и сразу следя за боевиком. В один момент глаза боевика тормознули, и он, раскинув руки в стороны, свалился на мостовую.

Из пробитой спины торчало острие заточенного железного прута. Дьякон обернулся. Джинсовые демонстранты, обтекая машинку, вваливались в улочку. Эскадрон встал, щетинясь ножиками и пистолетными дулами. В один момент над головами трескуче ахнула автоматная очередь.

Тормознули и джинсовые. Но кое-где вдалеке за темной массой Эскадрона душераздирающе завизжали, этот визг перекрыл топот сотен ног, и Эскадрон дрогнул, растекаясь в щели меж домов. Вдали опять стукнул автомат, позже иной, но какие-то секунды спустя они захлебнулись, в тиши стало слышно, как стонет раненый, и демонстранты с озверело-радостными лицами кинулись на боевиков, молотя их нунчаками, кастетами и кусочками арматуры.

Такси выбралось на перекресток, развернулось. Вдоль сквера, шатаясь, бежал юноша в униформе Эскадрона, но без галстука — им была перетянута правая рука с оторванной кистью. Таксист, массивно работая всем туловищем, кинул машинку в место Лесного проспекта. Минутку спустя они были вне угрозы. Миновали проспект, повернули направо, пролетели вдоль дендрария. Возбуждение от стычки начало утихать.

Дьякон покосился на Игуменью. Она, приотворив уголок одеяла, смотрела на мальчишку, и выражение ее лица встревожило его. Разве она забыла, что предстоит завтра? Чего же это она так распустилась? Мальчонка зашевелился, водя ножками, толкнул Дьякона в бок, и Дьякон поглядел на сверток, отчего-то не желая отодвигаться. Его вдруг укололо, что он, не сознаваясь самому для себя, то и дело ворачивается к завтрашнему. Сможет ли он выполнить то, что от него требуется? Вопросец совсем не в его трусости, уж в этом-то его никто не упрекнет.

Вопросец в таковых вещах, о которых меж Братьями не говорят… На Трехпрудной жил сирота Сережа. Это была крайняя надежда. Больше Дьякон не знал ни 1-го адреса — в клане это не поощрялось. Ни 1-го, ежели не считать… Сердечко у него переместилось под ключицу, колюче нажало там, когда он поднимался к Сережиной квартире. Помоги, Сатана, помоги! Ну как к попу ворачиваться — к ночи тот разойдется так, что дом встанет на крышу, уж Дьякон знает.

В подъезде пацанята пуляли из трубочек сухим горохом и с грохотом кинулись вниз, увидев Дьякона. Он надавил клавишу звонка, и в груди у него опустело — никто не выходил. Нажал опять, уже практически с остервенением. За дверью глухо зашаркало. Дверь приоткрылась, удерживаемая цепочкой, показался тусклый глаз и старушечья желтоватая щека с сосулькой седоватых волос.

Дверь захлопнулась. Дьякон уперся кулаком в клавишу звонка. Шаркание удалялось. Он со всей силы стукнул по двери и пошел обратно, чувствуя, как вялость пригибает его книзу — ноги чуть передвигались. Облако заняла уже полнеба, передний ее край фантастически клубился в зените, над самой головой.

Город помрачнел и как бы осунулся, тени легли на его гулкие черты. Летел по мостовой ветер, расчищая ее перед первым отрядом дождика от всякого маленького мусора. Дьякон свалился на сиденье и глупо уставился для себя под ноги.

Шофер терпеливо молчал, обязано быть догадываясь, что возит пассажиров щедрых. Ожидала и Игуменья, вдруг вытянувшись, выпрямив спину. Стукнули по крыше тонкие барабанные палочки, почаще, почаще. Шофер пустил дворники. И теперешнее состояние населения земли — это состояние упадка, из которого человек опять медлительно поднимается к собственному прошлому состоянию чистоты» [ с.

Фромма «Иметь либо быть». Какой же грех сделали Адам и Ева? Этот грех коренится в самом нашем людском существовании. Лишенные изначальной гармонии с природой — настолько соответствующей для животных, жизнь которых определяется врожденными инстинктами, — наделенные разумом и самосознанием, мы не можем не ощущать свою крайнюю отчужденность от хоть какого другого людского существа.

В общем, ежели ранее все были своими, и всё было своим, и ничего чужого не было и быть не могло, то первородный грех породил отчуждение, сходу начавшее неприклонно развиваться и стремительно самосовершенствоваться. Ранее человек мог не думать о последствиях хоть какого собственного поступка, поэтому что из того, что он делал, ничто не могло нанести никому ни мельчайшего вреда. Ты же не можешь, не заметив, нанести рану собственной руке либо ноге, ты же сходу почувствуешь боль. И когда ты составлял единое целое со всем Существованием, то разве не такую же боль ты ощутил бы от чужого страдания?

И нет никакой нужды создавать натянутые, искусственные картины потерянного рая. Когда вода из горных озер Корякского нагорья пригодна для внутримышечных инъекций, а 1-ый встречный хлопочет о для тебя, как мать родная, то чем это не рай земной, в особенности при нынешнем-то загрязнении и озлоблении? Рай экологической и социальной гармонии, рай Всеединства всех определенных проявлений Абсолюта. И такое было нормой для народных культур, не деформированных влиянием цивилизации. Системообразующим фактором ада либо рая является наличие либо отсутствие эгоизма и конкуренции.

Когда человек достигнет спасения? Лишь когда умрет его эгоизм, — обосновывал великий индийский святой Рамакришна. Божество в индуизме Адвайты Веданты, в учении о недвойственности, то есть о отсутствии разделения Бога и Человека Нет Бога не считая Человека, атеист — не тот, кто не верует в Бога, а тот, кто не верует в Человека, в свое собственное божественное совершенство, — Свами Вивекананда не антропоморфно, это не гуманоидоподобная внеприродная, надприродная всевластная личность, Божество это Всё, это всепроникающая, всеохватывающая субстанция, образующая и камень, и растение, и животное, и каждого человека.

Но ведь то же и у нашего православного философа Григория Сковороды: Бог — невидимая натура, и сия невидимая натура всю тварь проницает и содержит, везде и постоянно был, есть и будет. То же у Бенедикта Спинозы: под Богом я разумею существо полностью нескончаемое ens absolute infinitum , т. То же самое, и фактически в тех же выражениях, и в протестантизме Якоба Бёме, и в католицизме Майстера Экхардта, в дзэн-буддизме и исламском суфизме.

Чрезвычайно близка к индуизму и позиция главенствующего российского представителя философии Всеединства В. Вот как излагает его взоры А. Лосев: Любовь восстанавливает целостность самого человека, в истине скрепляя его альянс с его естественным дополнением, дамой. Любовь восстанавливает публичного человека, присоединяя его к обществу в Любовь возрождает и всепригодного человека, его внутреннее живое единство со всей природой мира, сиим органическим телом человека.

И как же не уверовать в такового Бога, который есть Всё, в высший закон мироздания, в любовь? Естественно, здесь есть одна важная изюминка. Всё — это не то очень обширное, всеохватное, с чем я имею дело, нет, Всё — это всё, включая и меня самого. Что мне мир, коль в этом мире нет меня? Мир мне нужен, ежели миру нужен я, — такая позиция Игоря Северянина, к которой я присоединяюсь. Полагаю, не лишь я.

Известна феноминальная формула, общественная для всех индийских религий и философий: «Атман есть брахман, брахман есть атман». При этом атман — моя личная, персональная душа, брахман — всеобщий дух, Абсолют. Иными словами, мое Я и есть Всё.

Когда в дверь к Шанкаре, индийскому философу IX века, постучали, он спросил: «Кто там? Шанкара сказал: «Если это Я для тебя так недешево, то расширь его до бесконечности, то есть узнай всю вселенную, как себя, либо откажись от него совсем».

Ана аль-Хакк, — взывал к людям великий бунтарь исламского Востока Мансур аль-Халладж, — я есть истина. Но ведь то же самое утверждал и Отпрыск Человеческий: «Аз есмь истина, и путь, и жизнь». Европейские представления о мире вносят диссонанс в это всеохватное согласие религий и эпох, культур и народов.

Рациональная объективная наука воспринимается как гайка с левой резьбой, в всех сравнениях она остается сама по для себя, несоединима ни с чем и противоречит всему. Мысль о том, что природа подчиняется обычным познаваемым законам, была воспринята как непревзойденный пример антропоцентрической глупости.

Согласно конфуцианскому учению знать это означает знать человека, а что касается наружного мира, то для чего человеку истощать собственный творческий потенциал на то, что не ведет к счастью и сохранению вечности?

Каковы же последствия данной нам базовой предпосылки западной цивилизации о разделенности моего Я и мира? Как считает историк и философ Александр Койре, «наука подменила наш мир свойства и чувственного восприятия, мир, в котором мы живем, ощущаем, любим и умираем, остальным миром — миром количества, воплощенной геометрии, миром, в котором, хоть он и вмещает в себя все, нет Так мир науки — настоящий мир — стал отчужденным и вполне оторванным от мира жизни» [Пригожин, с.

Близкая позиция и у А. Лосева: «Механика Ньютона построена на гипотезе однородного и нескончаемого места Неимоверной скукотищей веет от такового мира. Прибавьте к этому абсолютную темноту и нечеловеческий холод междупланетных пространств. Что это, как не темная дыра, даже не могила и даже не баня с пауками, поэтому что и то и другое всетаки увлекательнее и теплее и все-же говорит о кое-чем людском.

Ясно, что это не вывод науки, а мифология, которую наука взяла как вероучение и догмат А основное — все это как-то неуютно, все это какое-то неродное, злое, ожесточенное. Куда-то выгнали в шейку, в какую-то пустоту, да еще и матерщину вслед пустили. А за что? У человека никогда не потухали воспоминания о райской жизни в нескончаемом блаженстве и гармонии с мирозданием.

И постоянно существовали духовные учения, призывающие к спасению от кризиса бездуховности, от катастрофы разделенности. Религия, даже по самой структуре этого термина: ре — возвращение, лига — связь, значит восстановление связи. Это призыв к возвращению в утраченный рай. Как «покайтесь» было переведено слово «тешува» еврейского оригинала. И принят этот вариант перевода во всех британских, французских, российских переводах и т.

А сейчас выясняется, что тешува значит не покайтесь, то есть признайте себя отвратительными, гадкими, доверьтесь хорошему батюшке, посреднику меж вами и богом, и он замолвит за вас словечко перед господом, за соответственное вознаграждение, естественно, — совсем нет, напротив, тешува значит «вернитесь». Таковой перевод я отыскал у Бхагвана Раджниша, — еще неподалеку ушли вы от королевства небесного, от потерянного рая гармонии с землей, с природой, с ближним, со собственной душой и телом Но можно ли верить индийскому гуру?

И здесь в период самых бурных моих терзаний и колебаний попала мне в руки книжка еврейского философа Мартина Бубера. И у Бубера «тешува» — вернитесь! А это уже серьезно. Оказывается, иудейские пророки еще за тыщу лет до Иисуса призывали: «Тешува! Что, недопустимая модернизация библейских призывов? Как огласить По другому что они за пророки, провидцы, ежели не предвидели?

Пожалуй, так же Нельзя, смертельно небезопасно для всего населения земли узнавать мир, не ведая ни жалости, ни гнева, добру и злу внимая флегмантично. Во всем подслушать жизнь стремясь, Торопятся явленья обездушить, Забыв, что ежели в их нарушить Одушевляющую связь, То больше нечего и слушать. Это уже предостережения великого мыслителя И.

Бездуховность безизбежно станет самовоспроизводиться, покорять мир и калечить людские личности. Ведь на данный момент вправду никому ни до кого нет дела. Ваши трудности, — брезгливо передернет плечами цивилизованный человек и переступит через чужие беды и катастрофы. Каждый сам за себя, а Бог, он всё лицезреет и всё может. И ежели Всевышний это попускает, то даже кощунственно, — помогать тем, кому сам Бог отказал в помощи.

А ведь в мире Адвайты, недвойственности, нераздельной целостности такое даже представить для себя нереально. Чужой боли не бывает, все задачи — мои. Нам, геологам, людям полностью чужим, пастухи-кочевники помогали, даже не дожидаясь, когда у нас возникнут трудности, а предотвращая их задолго до того, как мы могли бы их предвидеть. И — никакого рыночного обмена: «Ты мне, я тебе». Мы ничего не просим взамен. Вот, например: «Не хлопочите о завтрашнем дне», — увещевал Иисус, и — целый букет обличений: «Они не хлопочут о завтрашнем дне».

Это — о чукчах, коряках, эскимосах, алеутах, папуасах Или: «Они счастливее, когда дают, чем когда получают», — пишет Эли Реклю о алеутах, и слова Отпрыска Людского, учителя добра и любви: «Блаженнее дарить, ежели принимать». Мысль, овладевшая массами, становится материальной силой. Мысль, овладевшая социумом, становится силой, формирующей общество. Мысль, овладевшая населением земли, становится миротворящей силой. Западным миром овладела мысль рационализма и прогресса, и — мир стал конкретно таковым, каким его желали созидать великие основоположники: Парменид, заложивший в фундамент цивилизации краеугольный камень Гипертрофированный рационализм задавил все «потусторонние» людские устремления — мечту, любовь, романтику, бескорыстный интерес; всё возвышенное ушло ввысь, улетучилось, остались только трезвый расчет, калькуляция, выгода, материализм, потребительство.

Но ведь когда ты вглядываешься в пропасть, то пропасть тоже вглядывается в тебя! Этот жутковатый афоризм Фридриха Ницше наводит на тяжкие раздумья. Хоть какому, кто знаком с горами, понятно, что и в самом деле темная пучина притягивает, манит и не отпускает. И ежели мы живем сегодня, окруженные творениями научно-технического прогресса, то во что бы мы ни вглядывались, мы вглядываемся в этот самый бесчеловечный мир, и он тоже вглядывается в нас и в конце концов заявляет на нас свои права.

С волками жить — по-волчьи выть. Окруженный роботами, человек и сам становится роботом. Итог налицо. Естественным сегоднящая молодежь именует всё обычное, обычное для сегодняшнего социума, и сейчас к кару, компу, телеку либо к сотовому телефону она относится с вниманием и нежностью, которых на людей, даже родных и близких, уже не хватает. А силы природные в человеке чем далее, тем больше скудеют и слабнут. Поэтому что человек все же дитя природы, а не асфальта и научнотехнического прогресса.

И без подпитки со стороны природы ему не на что надеяться. Прямой противоположностью западному прагматизму, эгоизму и потребительству являются принципы Востока «увэй» недеяние и «ахимса» невреждение, личным случаем которого является ненасилие Иисуса. Не нужно торопить действия, подгонять время время не ожидает — у Запада прямо противоположные лозунги , нужно просто дозволить событиям случаться, и пусть все идет само собой, естественным ходом, природа не неприятель человеку, вполне доверившемуся ей.

Доверие природе, мягкость, уступчивость, всеприятие, доминирование дамского начала, инь — вот что такое недеяние «увэй», а совсем не оцепенение и абсолютная неподвижность, от которой пролежни на спине образуются и бока мохом зарастают. Наилучшая формулировка принципа недеяния — у Лаоцзы: «Кто может сделать незапятанной мутную воду?

Но предоставь ей стоять, и равномерно она станет незапятанной сама собой». Оставьте все в природе как есть, не стремитесь управлять, переделывать, насиловать, природа ведь так великолепна, неуж-то вы не видите? От труда над природой нужно перейти к труду над собой. И нужно войти в другое состояние сознания, отключиться от объективного подхода «не ведая ни жалости, ни гнева, добру и злу внимая равнодушно». Я до сих пор не могу истолковать вот какой психический парадокс. В сказочно одичавших уголках Камчатки природа сохранилась девственно нетронутой, на ягодных тундрах можно узреть там много медведей.

При этом я лицезрел эти сценки сотки и сотки раз. А когда я пробовал вовлечь в ту же авантюру юных ребят: «Смотри, медведь! Что же новейшего он увидит «в натуре»? Парнишка не соображает феномена, заключающегося в собственных словах. Да разве это таковой же медведь? Тот, телевизионный, разве прыгнет с экрана на диван?

И сможешь ли ты выяснить, чем у него изо рта пахнет? Во времена потерянного рая, рая гармонии человека со собственной душой и со всем миром, это общение с природным окружением не прерывалось ни на мгновение. Но когда человек выпал из Всеединства, узнал свою отделенность, поделил все великолепие мира на приятное и противное, применимое и неприемлемое, он оказался принужденным скрываться от уже непереносимых с этих пор критерий за стенками жилья.

Прежняя гармония бездеятельного созерцания оказалась ему уже не по силам. Как досадно бы это не звучало, почти всем оказывается сегодня не по силам уже и обожать. Да, поведение в согласовании с принципом увэй, невмешательства в процессы природы, да, соблюдение ахимсы, невреждения всему на свете, да, гармония одичавшей, ненарушенной девственной природы, уклада патриархальной народной культуры это рай земной. Но это райское недеяние просит от человека циклопических издержек сил физических и душевных.

Нужна неизменная концентрация воли, нескончаемая готовность к хоть каким нежданностям. Что легче — ничего не делать в тундре либо работать на выкладку в поле, в цеху либо в институте? Поверьте, находиться в тундре — это тяжело. Чрезвычайно тяжело. Вытерпеть укусы целых туч комарья и остального гнуса, переносить холод, нескончаемую сырость, грязюка и неуют — такое выдержать не каждому под силу.

Но еще больше энергии нужно затратить, чтоб при этом сохранить способность чувствовать восторг от единения с природой. Я помню, с каким осуждением я принимал быт кочевников сначала, как снисходительно, сверху вниз смотрел на их. Что им, лень, что ли, либо совершенно у их разума не хватает, сил не остается, чтоб сконструировать какуюникакую крышу над головой, повесить хотя бы крошечный тентик над кострищем, чтоб у огня можно было не лишь погреться, но и обсушиться?

И только спустя чрезвычайно длительное время я сообразил всю мудрость их жизни. Принципиально отрешаются они от удобства и комфорта, не желают создавать изоляцию от природы, радуются хоть какому ее проявлению. И правильно, когда бы ты ни пришел на стойбище, при какой бы погоде ни встретился с пастухом либо чумработницей на кочевье, постоянно они общительны, доброжелательны, никогда не плачутся, не жалуются, не молвят ничего отвратительного, постоянно внимательны и заботливы.

И дело не лишь в том, что вот у нас в тайге и в тундре есть комары, бывают морозы и метели, а в наиболее подходящем климате ничего этого Уж куда поближе к райским условиям — тропические заросли Вьетнама. Но ведь там — москиты, совсем непереносимые для белоснежного человека, там жара, от которой мозги плавятся, там духота, доводящая тебя до обморочного состояния и делающая твое тело таковым липким, скользким и вялым, что самому о для себя помыслить противно!

А местному жителю это не мешает испытывать благоговение перед божественным совершенством мироздания. Он способен несмотря на все эти привходящие моменты, неотъемлемые от первозданного обилия, чувствовать блаженство и удовольствие. Но ведь и в будуаре сложнее, чем на работе! Никто не изгонял человека из рая, он покинул его сам, как импотент сбегает из будуара.

Трудиться в поте лица легче, чем жить в состоянии райского блаженства. Райское состояние — совсем не расслабленность, напротив, полнейшая мобилизация всех человечьих способностей. Хоть какой тяжкий труд все равно легче, чем созерцание природы, не приукрашенной, подстриженной и приглаженной, а истинной, настоящей, и в данной нам собственной райской действительности чуть выносимой для сегодняшнего цивилизованного человека.

Во все эры наблюдалась массовая миграция оттуда, где лучше, туда, где легче. Переселение из деревни в город идет уже много веков само собой и не просит вмешательства властей. И уж каким бы закаленным ни казался российский деревенский мужчина по сопоставлению с горожанином, в табун он не пойдет, для этого у него, как досадно бы это не звучало, кишка тонка. И чукча, кочевник в десятом поколении, тоже не в состоянии вести жизнь бродячего охотника, подобно тунгусу либо удэгейцу.

Миром правит сегодня не Совесть, а свирепый Закон, закон юридический, для социума и человека, и закон научный, для природных объектов. Но почему управляющее начало и там, и здесь получило однообразное название? Да поэтому, что все эти предустановления — от Бога. А Бог от кого? От иудаизма и протестантизма, почитающего Ветхий завет больше, чем Новейший завет. И этот Бог разделен непереходимой гранью и от природы, — и горе тому, кто впадет в смертный грех пантеизма!

Флоренскому, «закон» этимологически есть «за-кон», это регламентация поведения: не перебегай за кон, ступай по одной половице, шаг на лево, шаг на право расценивается как попытка к бегству! Так повелось начиная с старых греков, и различным наименованиям норм соц и природных просто неоткуда было взяться.

Энгельс, обозвавший в полемическом задоре И. Ньютона «индуктивным ослом», не то чтоб вообщем никуда не попал, он не попал туда, куда целил. Основатель современной физики исходил в собственных «Математических началах натуральной философии» совсем не из индукции, а из совсем определенной картины мира. Идеология потребительно-производительного Новейшего времени просто обязывала считать все сущее продуктом употребления Существование творения обосновывает существование творца точно так же, как существование часов обосновывает существование часовщика.

Творец, бог-часовщик, сотворил мир как огромный часовой механизм, завел его раз и навсегда, и колесики послушно закрутились, тела безостановочно устремились в собственном прямолинейном и равномерном движении туда, куда их направила воля всевышнего, Пантократора, Главноуправителя, предписывающего законы поведения людям и животным, телам земным и небесным. И все же, невзирая на сингенетичность так у геологов именуется однообразное происхождение того и этого запретов, закон научный не то, чтоб выше, он первее юридического, поэтому что мы не можем, это каждому ясно, в законодательном порядке отменить действие сил земного притяжения, и весело звучало бы введение мер пресечения за нарушение закона Ома.

Электричество само накажет монтера, который фазы перепутает либо рискнет потрогать голый проводник под напряжением голой рукою. Какова же иерархия законов объективного мира? По Анри Пуанкаре, посреди формулировок, описывающих связи объектов и явлений, выделялись подконтрольные природе, наблюдению, тесту, с одной стороны, и ничему на свете неподконтрольные, с иной стороны. Те, которые могли быть опровергнуты либо доказаны фактическими данными, сохранили за собой заглавие законов природы.

Остальные, еще наиболее принципиальные, фундаментальные связи, без которых соответственная научная ветвь не могла бы существовать, стали называться принципами. У римлян это звание присваивалось когда-то воинам первой шеренги, принимавшим на себя главные тяготы битвы с противником. Самый изначальный посреди всех — закон всеобщего сохранения.

И первопринцип этот признавался в собственном вселенском главенстве уже древними материалистами. Население земли помнит чеканную формулировку всеохватного закона материального мира по Демокриту и Лукрецию: ex nihilo nihil fit — из ничего не получится ничего.

И не вызовет колебаний поэтому определение Джона Рёскина, — искусство богатеть есть искусство делать близкого бедным. Ну никак не может остаться экономика вне сферы деяния всеобщего закона, не знающего исключений. И поэтому — ежели у меня в кармашке прибавилось, у тебя обязано убавиться. Ежели же прибыло у нас обоих, обязано убавиться у каких-либо остальных двоих.

Ежели все представители данной социальной группы, класса разбогатели, то обеднеть должны представители другого класса. Ежели все классы данной страны прирастили свое благосостояние, то обнищание обязано постигнуть другую страну. Один лишь обычный пример. В течение XIX века научнотехнический прогресс принес Великобритании настоящее процветание.

Правда, это процветание почему-либо, по-видимому, просто случаем, совпало с чертовским обнищанием колоний, и по мере продвижения метрополии к вершинам прогресса народы покоренных государств принялись дружно вымирать. В Индии в — гг. Но наука же полностью абстрактна, «ледяной холод абстракции» выражение Ф. Ницше дозволяет ей не созидать чужих страданий, ее дело — логический вывод. Родина экономики сняла давление со собственного населения, обеспечила ему «достойную жизнь».

За счет кого? За счет населения колоний. Научнотехническая революция сегодня пробует обеспечить «достойную жизнь» всем жителям Земли. За счет природы. Так прогресс загонял заболевание все поглубже и поглубже, пока не стало уже некуда загонять. И все заболевания проявились вдруг, сходу, по всему фронту и на всех глубинах. Настал конец света. И — никакой способности для маневра.

Оглядываясь незначительно назад, можно отыскать прямые признания вины европейской мысли в сегодняшних экологических грехах. Потребность стремится к тому, чтоб употребить природу для собственных нужд, стереть ее грани, истощить, короче говоря, убить, — писал Гегель.

Вообщем собственная деятельность природы, упругость часовой пружины, вода, ветер используются так, чтоб в собственном чувственном наличном бытии делать нечто совсем другое, чем они желали бы делать… Побуждение выступает из труда. Оно предоставляет природе страдать, расслабленно следит и малым усилием заведует целым: хитрость курсив Гегеля — Ю.

Сегодня о этом не молвят, больше, — на словах отторгают антиприродную позицию, но на деле творят такое, что Гегелю и не снилось. И ежели человек когда-то решил выделиться из Всеединства мироздания, то все прочее отчужденно-враждебное отношение к тому, что не Я, равно как и интеллектуально-конструктивное познание, ставшее приводной шестеренкой материально-технического потребительского развития, было уже предопределено.

И, прав М. Хайдеггер, атомная бомба была поставлена в повестку дня. Равно как и глобальный экологический Необратимость экономического развития Сегоднящая глобальная хозяйственная система сформировалась под действием рыночной конкуренции. Туган-Барановскому, атрибутами вольной конкуренции являются личная собственность, свобода личности и может быть наименьшее роль страны в экономических действиях. Стремительный промышленный прогресс и колоссальное развитие торговли, составляющие более соответствующую черту истории XIX в.

Исходя из того, что при вольной конкуренции одолевают более способные элементы, победа которых потому выгодна для общества, и что интересы каждого отдельного лица лучше всего известны ему самому, заключали, что полная свобода хозяйственной деятельности обязана привести к общему благополучию. Невзирая на почти все невыгодные последствия, нельзя не признать, что в области производства и обмена положительные стороны ее перевешивают отрицательные, и влияние ее на индустрия и торговлю было, в общем, благотворно.

При этом упускалось из виду, что условия борьбы далековато не схожи для разных публичных классов. Естественные предпосылки неравенства людей, их личные достоинства и недочеты в современном обществе имеют подчиненное значение; еще важнее социальные предпосылки и, основным образом, разная степень имущественного обеспечения соперников.

Так как в рабочем договоре сильнейшей стороной, непременно, является бизнесмен, владеющий капиталом, то изолированный рабочий, предоставленный своим своим силам, неминуемо должен проиграть в борьбе с бизнесменом. Так охарактеризовывает экономику энциклопедия Ф. Брокгауза и И. Ефрона; создатель статьи — М. И самое основное в дилемме конкурентноспособной борьбы: «При конкуренции, как и при всякой борьбе, одолевает сильнейший; потому в современном хозяйстве большое создание одолевает мелкое; по той же причине неограниченная конкурентнсть, при благоприятствующих тому обстоятельствах, просто перебегает в свою противоположность — монополию».

Как же так? Каким же образом экономический либерализм порождает монополизм и дальше неизбежный тоталитаризм, равномерно и неотвратимо обхватывающий все сферы публичной и личной жизни людей, государств, человечества? Специально для поиска ответа на эти обычные вопросцы и была сотворена новенькая наука крайней трети XX века — синергетика. Ход научно-технического прогресса, подготовивший и предопределивший зарождение синергетики, умопомрачительно глубоко и точно вскрывает И.

Пригожин, книжкой которого в соавторстве с И. Стенгерс я и буду управляться при изложении предыстории синергетики. Поначалу наука изучала лишь обратимые процессы. Действие равно противодействию; движение может ускоряться и замедляться; планетки могут обращаться вокруг Солнца, равно как и электроны вокруг ядра, хоть слева направо, хоть справа налево; белоснежный цвет может распадаться на все цвета радуги, сложением всех цветов радуги можно получить белоснежный цвет; механическая энергия может перебегать в тепловую, тепловая в механическую; движение электронов может приводить к изменению хим структуры вещества в аккуме, эта модифицированная структура порождает электричество, то есть движение электронов.

И так дальше, и так дальше, и так дальше Но вот в сферах, дальних от науки, инженеры-практики изобрели паровую машинку. Наука оказалась принужденной учить теплообменные процессы. И вскорости выяснилось, что тепло не хочет перетекать в одну сторону так же, как и в другую — от прохладного тела к горячему так же, как и от горячего к прохладному.

Оно вообщем не соглашалось передаваться в направлении увеличения температурного градиента. Процесс не шел, не шел, не шел так упрямо и систематично, что оказался заслуживающим даже подведения под закон, больше — неопровержимый принцип, даже еще больше: невозможность самопроизвольной передачи тепла от наименее нагретого тела к наиболее подогретому стала фигурировать под заглавием 1-го из начал термодинамики, второго, правда, первым остался закон сохранения энергии, но все же начала полностью фундаментального.

И ежели процессы термообмена происходят лишь с соблюдением второго начала термодинамики, то из этого должны последовать чрезвычайно далековато идущие выводы. Идущие вплоть до заключения о полном переходе всего тепла от наиболее нагретых тел к наименее нагретым, в итоге чего же во Вселенной не обязано остаться ни горячих тел, поэтому что они остынут, ни прохладных, поэтому что они подогреются за счет остывания горячих.

Всё будет идиентично тепловато-прохладным, температурного градиента больше не будет, движок всех действий, разность потенциалов, окажется выключенным, движение остановится, наступит тепловая погибель Вселенной. И все же, и все же, и все же Откуда взялось то, что лишь и делает, что разрушается, откуда взялась сложность, которая может лишь упрощаться, откуда жизнь, ежели все движется лишь к смерти? Всему этому просто должно было предшествовать усложнение, зарождение, разогревание!

Но наука понемножку и сама накапливала свидетельства о противоположных тенденциях — о усложнении, упорядочении, самоорганизации. В особенности много необратимых действий самоорганизации, появления порядка из хаоса, предоставила химия. При ближнем рассмотрении, как утверждает И. Пригожин, фактически все хим процессы оказались необратимыми.

И физика тоже, как с выработки, начала поставлять примеры самопроизвольного, без целенаправленной упорядочивающей деятельности со стороны, появления порядка в объектах, до того неупорядоченных. И все же этих отдельных, хотя бы и самых фантастически ярчайших, убедительных и доказательных необратимых действий самоорганизации было бы недостаточно, чтоб выстроить на их новейшую науку — синергетику, тем наиболее подвести под все человеческое познание синергетическое основание. Открытие пришло, откуда не ожидали.

Нет, не напрасно Восток говорит, — истина ничем не укрыта, покровы на ваших глазах! Как лишь было произнесено волшебное слово «жизнь», все сходу же стало на свои места. Общий ход эволюционного развития — от обычного к сложному, при этом процесс идет самопроизвольно, без привнесения порядка со стороны. Обычным и приятным образцом классического, досинергетического естествознания может служить маятник — шар, подвешенный на нити.

Диаметрально противоположная ситуация — шар на спице. Шар на спице можно уравновесить только на теоретическом уровне, ежели в мыслях вполне исключить хоть какое наружное действие на систему, то есть чтоб не было ни дуновения ветерка, ни мельчайшего колебания опоры; не считая того, шар должен быть совершенно симметричным, спица обязана быть совершенно острой. Но все же допустим, что мы вправду установили шар на спице.

Как будет реагировать эта система на наружное воздействие? Противоположным, чем маятник, образом. Возрастать по мере отличия от состояния равновесия будет не возвращающая, а отклоняющая сила. И шар на спице, чем далее, тем больше будет терять шансы на восстановление равновесия. Пока все не завершится окончательным крахом, и шар не упадет на фундамент. Итак, есть положительная шар на спице и отрицательная шар на нити реакция системы на нарушение равновесия.

И ежели ранее наука направляла внимание только либо хотя бы в большей степени на отрицательные реакции, и отсюда заклинание «действие равно противодействию», то синергетика нашла противоположный наклон в завышенном интересе к положительной реакции системы на изменение. Еще одна аналогия. Чем больше сближаются, тем посильнее отталкиваются электрические заряды схожего знака, чем больше сближаются, тем посильнее притягиваются заряды противоположного знака.

То же и с магнитными полюсами. Секрет стойкости, стабильности, сохранения status quo — в отрицательной реакции. На ней основано явление гомеостазиса, допустим, с сохранения температуры живого тела за счет поступления энергии продуктами питания, за счет теплоизолирующего подкожного слоя жира, за счет шерсти; человек решает ту же делему сохранения неизменной А вот секрет развития, ускоряющегося конфигурации — в положительной реакции системы на нарушение равновесия.

Как образовались планетные массы из первичной газопылевой туманности, в которой все частицы были распределены равномерно? Все они имели наиболее либо наименее равные размеры, находились одна от иной на приблизительно равных расстояниях, соответственно и притягивали друг друга идиентично. Ни одной из их не было ни мельчайшего резона присоединяться к иной. Но они находились в неизменном хаотическом движении, и вот стоило двум из их случаем сблизиться и соединиться, как они начинали тянуть в свою сторону всякую из иных равных соседок двойной тягой.

Той не оставалось никакой кандидатуры, как двинуться к собственной удвоившейся подруге. Опосля присоединения возникала тройная тяга, и в конкуренции за чужие массы это ядро будущей планетки получало явное превосходство, все возраставшее и возраставшее по мере предстоящего роста и развития. Процесс пошел Личинки жука Dendronotus micans, распределенные в начале наблюдения случаем, наиболее либо наименее умеренно, начинают движение в направлении возрастания концентрации фермента феромона. И чем больше они сближаются друг с другом, тем мощнее становится испускаемый их обилием сигнал.

Спустя 21 минутку опосля начала опыта все они за редкими исключениями собираются в одну плотную массу. Те же процессы приводят и к образованию зданий термитов. Каждый из их в начале строительства откладывает в случайном месте комочек земли, пропитанный гормоном. Запах гормона завлекает остальных насекомых, которые и сносят свои порции в направлении, более для их привлекательном. Чрезвычайно быстро происходит концентрация усилий всех участников возведения постройки.

Ничем не различается и процесс урбанизации. Большая концентрация населения дозволяет сделать больший ассортимент услуг и удобств, будущие поселенцы отыскивают места самые удобные и удовлетворяющие более различные потребности — и город начинает расти как снежный ком. С мощным не дерись, с богатым не судись — эта народная мудрость издавна известна. И вот я спрашиваю студентов-юриспрудентов: «На чем вы собираетесь основывать свое будущее материальное благополучие?

Ведь богатых преступников будете оправдывать, а ежели захотите защищать справедливость, то и на кусочек хлеба не заработаете. А вот в перекрестие прицела попадете — это полностью вероятно». То же и с публичным мнением. Разработка и тут отработана до деталей. Поначалу нужно организовать хоть несколько подходящих взаимно согласованных выражений, позже они быстро подстраивают под свою фазу все наиболее и наиболее широкие массы людей.

Член общества перестает быть индивидом, становится человеком-массой. С внедрением СМИ в социальные процессы все резко упрощается. Начинается оболванивание — все стают болванчиками, которые кивают головами в такт, согласно всему, что изречет телемагнат и что дружно подлают шавки — наши великие телевизионные ведущие. И уже остаться самим собой в данной нам лавине, которая катится вниз, вниз и вниз, подминая под себя всё и вся, нереально. Представьте хотя бы болельщика «Динамо» в массе фанатов «Спартака» — у него фактически нет шансов на сохранение не то чтоб собственной позиции, а даже и жизни.

Либо попытайтесь шагать не в ногу среди колонны, чеканно марширующей под звуки духового оркестра! И чтоб не капитулировать перед подавляющим действием телевидения, для тебя будет нужно героическое подвижничество, при этом необходимо сохранить способность к тонкой чуткости души, не окаменев от напряжения в противоборстве.

Необходимо сохранить болезненную чувствительность в сочетании с гранитной незыблемостью принципов. То есть и здесь синергетика — порядок в движении, динамис мобилис. Вспомните, как телевидение уничтожало Е. У него фактически не было соперников по популярности, и рейтинг премьерминистра, отважившегося кинуть вызов нефтяным баронам, достиг пиковой величины. Тем наиболее что это был собственный, капиталистический деятель! Но темные бароны не хотели допускать ни мельчайшего стороннего вмешательства в свою вотчину, в которой они ощущали себя полными хозяевами!

И у их в руках были все средства массовой дезинформации. Тем не наименее они столкнулись с особенной ситуацией: на Е. Примакова не нашлось компромата! Неповторимый вариант в большой политике, но Редчайшее исключение, но все же и такое бывает. Понятно, что наемные имиджмейкеры не растерялись. Объекту их травли незадолго до того сделали операцию на тазобедренном суставе.

И вот с голубых экранов на голову опешившего обывателя обрушили массу неаппетитных зрелищ — что такое схожая операция. Кровавое мясо; большим планом руки докторов, как у трудящихся скотобойни; звонкими ударами впечатляющего молотка загоняют шурупы в кость Всего за две недельки рейтинг самого популярного деятеля свалился до подходящего минимума, и с политическим противником было покончено.

Всеохватность синергетики иллюстрируется на примерах из самых дальних друг от друга областей познания. Как растет раковая опухоль? Когда одна из клеток живой ткани начинает вести себя по принципу конкуренции, а не взаимопомощи, она сходу становится обреченной на победу, и масса опухоли увеличивается по экспоненте.

Еще один броский идеал положительной реакции системы на нарушение равновесия — прорыв плотины. В шестидесятые годы работал я в экспедиции на восточном побережье Камчатки. Ушли мы на недельку от базисного лагеря, разбитого около устья реки Алтын, в горы. Ворачиваться пришлось ночкой. И вот иду я по знакомым до крайнего куста местам — и не узнаю их. Какое-то большущее озеро, над гладью которого только время от времени торчат одинокие кустики; И лишь когда рассвело, сообразил я, в чем дело.

Сильнейший шторм за несколько дней до нашего возвращения нагородил плотину и вполне отрезал реке выход к морю. Вода равномерно прибывала и заполняла водохранилище. Это было впечатляющее зрелище — на несколько км вдоль моря тянулся высочайший песочный вал. В конце концов уровень озера сравнялся с гребнем.

И я стал очевидцем потрясающего явления — прорыва плотины. Поначалу одна капля воды сдвинула с места одну-единственную песчинку. В образовавшуюся микроскопическую ложбинку скользнула 2-ая капля, еще одна сдвинутая песчинка, еще одна капля — любая песчинка открывала возможность для продвижения одной капли, любая последующая капля отодвигала со собственного пути еще одну песчинку, и вот уже обозначилась маленькая струйка, меньше, чем из чайника, позже она на очах стала расширяться и возрастать, и вдруг — сходу прорыв, с воем, шумом и грохотом.

Отлично, что я впору позаботился оказаться на подходящем берегу реки, а то вообщем оказался бы отрезанным, так как в течение как минимум недельки было страшно подойти близко к устью, а о переправе нечего было и грезить. Похожую историю поведала студентка Н.

Костина из Охотска. Властям и хозяйственным руководителям не понравилось, что выход в море из охотской лагуны был размещен очень далековато от порта. И вот прокопали они новейший проран в комфортном месте вблизи от причалов. Вода с готовностью хлынула в этот новейший канал, но не тормознула на этом, а начала глотать сваи, бетонные стены, береговые сооружения Иметь дело с положительными реакциями небезопасно. Запустить их просто, но вот приостановить Тот же нрав имеют снежная лавина в горах, ядерная цепная реакция.

Одна снежинка, один обломок ядра, еще и еще, четыре, восемь, и — сходу огромный обвал, сходу взрыв, сметающий и испепеляющий все. Такая же природа и лазерного эффекта, — ежели хотя бы два атомных излучателя начинают колебаться синфазно, согласуют свои деяния и по то дальше лавинообразно, взрывообразно в эту вектору, и по частоте, согласованную колебательную систему вовлекаются и остальные молекулы кристалла.

Падающего подтолкни — девиз конкуренции. Продолжим рассмотрение этого парадокса на примере кантовского механизма формирования планет. Начальный процесс образования эмбрионов планетных масс шел, шел и зашел чрезвычайно далековато. Будут эти массы конкурировать с каждой отдельной частицей в остатке начального газопылевого облака? Нет, естественно, они будут просто диктовать ей, предписывать нормы поведения.

Отдельный жучок Dendronotus micans может конкурировать с образовавшейся колонией, термит-одиночка долго будет жить в собственном вольном гордом одиночестве? Куда там! Ему придется быстренько примкнуть к сильнейшей колонии. Вот и «деньги к деньгам» — азы рыночной экономики. Ежели у тебя было много — станет еще больше, было не достаточно — не остается совершенно ничего. Будут бедные беднеть, богатеи богатеть И чрезвычайно, чрезвычайно скоро вольная конкурентнсть сведется к диктатуре большого капитала.

Фернан Бродель, создатель базовых работ по философии капиталистического развития, критикует В. Ленина, пришедшего к выводу, что вольная конкурентнсть на шаге империализма перерождается в монополию большого капитала. Рынок со своими свободами существовал когда-то, когда фермеры на тележках привозили нехитрые домашние продукты в село, расположенное на перекрестке дорог, но чрезвычайно скоро свою диктатуру на всех перекрестках мира установили негоцианты, ведущие крупную дальнюю торговлю Fernhandel , и лишь немногих собственных допускали они в круг избранных «Эксплуатировать мир не может хоть какой желающий» , который и определял все — взлеты и падения, разорения и обогащения, курс валюты и стратегию развития производства и употребления.

При этом негоциантам, черным баронам, олигархам, людям без души и без Родины, совсем не любопытно ни благополучие, ни процветание какой угодно страны пребывания: интернациональная торговля не обогащает никого, не считая самой торговли, — к такому категорическому выводу пришли российский философ П. Кропоткин в начале XX века и индийский философ П. Саркар в конце века.

И необходимо было быть крайним идиотом, чтоб ринуться в стихию рыночной конкуренции с надеждой на обогащение, как это сделали в эру горбачевско-ельцинской перестройки миллионы «челноков», за которыми с издевательской улыбкой следили настоящие хозяева страны и мира, большие денежные воротилы. Что ж, «коммерсанты» получили по заслугам — выжатые как лимон, опустошенные духовно и разоренные материально, они были отброшены за порог как грязная тряпка, как лишь отпала нужда в их как в электорате за капиталистические преобразования.

В крайние десятилетия в мире быстро растет неравенство. В общем, все происходит по М. Туган-Барановскому, — вольная конкурентнсть само по для себя порождает монополизм. Важным насосом по перекачке жизненно принципиальных ресурсов из бедных государств в богатые стали сегодня наикрупнейшие денежные конгломераты — Интернациональный денежный фонд, Глобальный банк, Глобальное торговое объединение. Они с готовностью выделяют странам, находящимся в безвыходном положении, долги под грабительские проценты — таков основной прием хоть какого ростовщичества и лихоимства.

Превосходный космос современного хозяйственного устройства сделала протестантская этика, и она подвергает неодолимому принуждению Это и есть монополия как неизбежное следствие экономического конкурентноспособного либерализма, можно огласить определеннее — это тоталитаризм, валютный тоталитаризм. Те, в чьих руках средства, могут вить веревки из тех, у кого средств нет, говорил Лев Толстой.

Обладатели мира сформировывают подходящий социум, корректируют психофизиологическую базу человека, то есть делают из людей биороботов, — пишут В. Казначеев, А. Дмитриев и И. И когда создатели встречают утверждение о том, что вольная воля людей стала фикцией, перевоплотился в шум, то они возражают, — нет, совсем не шум, а полностью организованный и управляемый поток, и строится это управление на положительных обратных связях.

Кто же стоит за ширмой научно-технического прогресса? Этот вид власти отлично распознается в разветвленной структуре иудаизма, интегрировавшей в для себя и все церковные христианские университеты. На механизме положительной реакции на конфигурации основывается и политический передел мира. Экономики богатых государств обнаруживают явные склонности к объединению с целью разорения бедных малых государств и поглощения их ресурсов. Конкретно по данной для нас причине мыслящие «зеленые» призывают к упразднению основных орудий порабощения — Глобального банка и Интернационального денежного фонда, к борьбе против консолидации индустриально развитых государств и за объединение малых государств, самих по для себя неконкурентоспособных.

Из кувшина вытечь может лишь то, что было в нем, говорил Шота Руставели… Но вытечет все, что могло бы вытечь, до капельки, ежели не приостановить процесс. Как же все-же он останавливается? Ежели бы существовали лишь положительные реакции на изменение, то крокодилы вырастали бы размером с Миссисипи, а мышь достигала бы величины горы и почему не больше? Но есть и отрицательные, тормозящие, стабилизирующие, гомеостатические, ингибиторные реакции — у их много заглавий.

Так вот, ежели работают лишь ускорители и усилители, то система в конце концов пойдет вразнос и процесс непременно кончится крахом, ежели не будут впору включены тормоза либо даже реверсы — механизмы обратного хода. И секрет жизни, развивающейся, но нескончаемой и стабильной — в гармоничном соотношении тех и остальных рычагов.

Ту систему, что очевидно пошла вразнос, нужно ограничивать, не давать ей расти далее, для себя на муку и в вред остальным. Необходимо перераспределение. Когда из многого берется чуть-чуть, то это не кража, а просто дележка. Justum aequale est, injustum inaequale, — говорили древнейшие римляне, — справедливо равное, а неравное несправедливо. Кража — это когда от малого отнимаются крайние крохи. В всех гармоничных обществах, живущих в атмосфере внутреннего согласия, а также согласия с природой, были известны механизмы общественного выравнивания.

Ежели обеспеченный ненец богател уж чрезвычайно сильно, а рядом голодали бедные, то публичное мировоззрение допускало самовольный убой бедняками оленей из табуна богача. Это не числилось воровством, не осуждалось, наиболее того, предосудительным числилось, ежели богач доводил дело до таковой крайности.

Традиционно же он устраивал постоянные празднички убоя и раздачи. Он сознательно шел на обеднение, чтоб не допустить социальной несправедливости, расслоения и озлобления. И это было нормой жизни у всех коренных обитателей азиатского и евро Севера. Такие же механизмы общественного выравнивания существовали в сопровождали хоть какой народной культуре.

Подарки, дары — «потлатч» — индейца всю его жизнь. Алеут дарил соплеменникам всё имущество, когда приходил к выводу, что его достояние способно вызвать недоброжелательство и зависть со стороны соседей. о этом я тщательно написал в собственной книжке «Иная цивилизация». Те же выравнивающие механизмы употребляет и хоть какое правительство в собственной внутренней политике. И то, что наикрупнейшие ученые и публичные деятели лихорадочно отыскивают на данный момент новейшую модель устойчивого развития населения земли, уже свидетельствует о неустойчивости развития.

Экономические пропорции мира бедных и мира богатых в общепланетном масштабе нарушены и искажены сверх всяких пределов. Да поучитесь вы, ради бога, у тех, кто обладает секретом вечности! Издавна пора включить корректирующие, стабилизирующие социальные механизмы! Обстричь нужно излишнюю шерсть на норковой шубе мисс Европы. И ежели эти механизмы не включим мы, их включит за нас сама природа.

Мы не можем ожидать милости от природы, взять их у нее, вот наша задачка — учили мы в школе и в институте главную заповедь цивилизации в формулировке дедушки Мичурина. Сейчас она звучит уже чуть-чуть подругому: мы не можем ожидать милости от природы, опосля всего того, что мы с ней сотворили. Но вы, поля весенние! На ваши ростки бедные Невесело глядеть! Николай Некрасов Почему у нас все не как у людей? Да поэтому что ежели бы у нас все было как у натовской цивилизации, то мы никогда и не появились бы, тем наиболее в роли великой державы, а покорно и незаметно угасли бы на родоплеменной стадии развития.

Ни наша география, ни наша история не дозволяли нам быть таковыми же, как общечеловеки. Наша родина — страна с самыми жестокими на планетке природноклиматическими критериями, с самой катастрофической историей. Что кидается в глаза сходу же, как лишь узреешь величайший континент планетки — Евразию — на карте полушарий? Да это же обычная термопара! Западная Европа греется огибающим ее с юга до севера могучим потоком Гольфстрима, Восточная Азия охлаждается леденящими струями Ойя-Сио, Курило-Камчатского течения.

И поэтому у их — теплый север, а у нас прохладный юг. Ледовая линия в Западной Европе проходит за м градусом с. Баренцево море — по широтному положению бассейн арктический, а по климату бореальный, то есть умеренный. С августа года по октябрь года повсевременно велись телевизионные репортажи с места смерти наикрупнейшей в мире атомной подводной лодки «Курск».

Что-то не припомню я ни единой льдинки на поверхности свинцовых баренцевоморских вод. А вот Охотское море — напротив, бассейн полностью бореальный по положению и чрезвычайно арктический по температуре. И даже в Японском море пошевелить мозгами лишь, не много что не в Филиппинском! А почему бы, вообще-то говоря, им не цвести? Разве Магадан таковой уж северный город?

Он же размещается южнее Петербурга, в котором созревают и яблоки и груши, и вишня со сливой Но уж это-то с что бы? Стоит только кинуть беглый взор на карту, чтоб стало ясно: обязана расти рожь на Сахалине! Ведь это же широта всего нашего хлебного Черноземья, Курска, Тамбова и Воронежа, это Украина и Венгрия, да это же, в конце концов, Франция! Тем не наименее с рожью там, как досадно бы это не звучало, препядствия.

Что сходу же сообразили переселенцы, принявшиеся было, по великорусской собственной и малороссийской привычке, заниматься на новейшей Но переквалифицировались скоро хлеборобынеудачники в рыбаков и охотников на морского и лесного зверька. И стали жить как все местные люди живут. Так в чем же причина?

Где тут норма, а где аномалия? В общем, и Франция, и Сахалин — идиентично резкое отклонение от нормы. Но в различные стороны. И ежели во Франции еще теплее, чем обязано было бы быть по ее широтному положению, то на Сахалине намного холоднее, чем в остальных регионах земного шара, располагающихся на тех же параллелях. Никакого великого географического открытия тут, естественно, нет. Это должен знать каждый троешник с неполным средним образованием. Знают о этом и все экономисты, демографы, социологи, историки, политики, но В свободное от работы время.

А в собственной проф деятельности они о этом не то, чтоб запамятывают, а просто не пользуются этими хрестоматийными истинами. Ну существует география, ну впадает Волга в Каспийское море, но мы же суровым делом занимаемся! А напрасно они так торопятся перескочить через несерьезную географию Давайте вспомним несколько житейских эпизодов, чтоб осознать, что даже такие вроде бы полностью не касающиеся друг друга понятия, как Гольфстрим и государственный склад ума, соединены друг с другом в тугом клубке обстоятельств и следствий.

Из рассказов Джека Лондона. На золотоискателя в Клондайке, падает склонившегося на дне шурфа над самородком, в один момент людская тень. И он на мгновение замирает в ужасном нервном напряжении: где кольт? Успеет он достать до орудия либо нет? И кто выстрелит первым — он либо тихо подкравшийся незнакомец? А вот из нашего обычного, примелькавшегося российского житейского обихода. Да разве такое лишь у русских? Вот в тундре ты увидел якута, полностью чужого, совсем незнакомого, и как он на эту неожиданную встречу реагирует?

Хоть какой человек для него — друг, товарищ и брат, с каждым он рад побеседовать, о ком угодно позаботится: а все ли у тебя в порядке, не нужна ли для тебя моя помощь? И там и здесь — глубинные инстинкты, государственная психология, проникшая до печенок, въевшаяся в плоть и кровь, во взор и жест, ухмылку и интонацию.

Стенку стоматология на гагарина 34 томск телефон регистратура считаю

Считаю, что Отбеливание зубов ZOOM Томск Октябрьский Взвоз ваша мысль

К доктору в комфортное время? Оставляя отзыв, вы помогаете остальным юзерам принять правильное решение при выборе доктора либо поликлиники. Не считая того, вы получите 20 баллов по програмке лояльности. В приложении удобнее! Город: Томск. Временные коронки в Томске Найдено: 53 поликлиники Подробнее 53 поликлиники Стоимость от 0 руб. Консультируйтесь с медиками без ограничений — в приложении НаПоправку.

Сейчас 29 авг. Наиблежайшие 3 дня. Утро до Вечер опосля Выходные 3 сент. Есть онлайн-запись. С рейтингом выше 4. Сортировать: по времени записи по рейтингу по стоимости по времени от метро Выберите вариант по времени записи по рейтингу по стоимости по времени от метро. Глядеть на карте. Оказывают широкий диапазон стоматологических услуг: исцеление зубов и дёсен, протезирование и имплантация, хирургические операции, профилактика и гигиена. Сейчас — Временные коронки. Онлайн-запись без комиссии.

Наиболее того, за каждую запись вы получаете баллов по програмке лояльности. Дента Смайл на Фрунзе. Стоматология на улице Фрунзе работает без выходных. Принимают докторы стоматологи: терапевты, ортопеды, доктора, имплантологи, гигиенисты.

Клиника вооружена компьютерным томографом. Проводят уроки гигиены. Докторы и поликлиники постоянно под рукой! Дента Смайл на Суворова. Стоматология на улице Суворова работает без выходных. Оказывает услуги: исцеление кариеса, пульпита и периодонтита, установка зубных протезов и имплантатов, удаление хоть какой трудности, проф очистка зубов, отбеливание и художественная реставрация. Дента Смайл на Мира. Стоматология на проспекте Мира работает без выходных.

Исцеление проводят докторы по направлениям: терапия, хирургия, ортопедия, имплантация гигиена. Доступно получение снимков компьютерного томографа. Стоматологическая клиника «Блеск». Все права защищены. Имеются противопоказания. Нужна консультация специалиста! ЦСМ Стоматология на карте Официальный веб-сайт.

Записаться на прием. Стоматологические сервисы в Томске Консультация врача-стоматолога Диагностика Обезболивание Гигиена и профилактика Терапевтическая стоматология Исцеление обычного и осложненного кариеса Общие сервисы Пародонтология Ортопедические сервисы Изготовка несъемных протезов Фиксация Изготовка съемных пластинчатых протезов Протезирование на имплантатах Имплантология.

Хирургические сервисы. Исцеление с внедрением остеопластических материалов Непростая хирургия. Хирургия Терапевтическая стоматология Детская стоматология Плазмолифтинг Внедрение операционного микроскопа. Адян Саркис Суренович.

Бросить отзыв о докторе Перейти на прайс-лист Открыть карточку доктора. Гюнтер Кристина Александровна. Долбня Александра Дмитриевна. Иванов Алексей Сергеевич. Отзывы Отлично! Николай, Кириенко Григорий Андреевич.

Кушнарук Василий Сергеевич. Басалаева Ира Анатольевна, Татьяна, Галина, Марат, Олеся Гостюшкина Евгеньевна, Пронькина Марина Анатольевна. Разина Т. Татьяна Георгиевна, Ксения, Евгения , Екатерина, Ольга Васильченко, Ольга, Скосырская Наталья Евгеньевна.

Олеся , Тегай Александра Витальевна. Аюна, Федулов Павел Сергеевич. Адреса стоматологических клиник. Стоматология на Б.